Татьяна 100 Рожева - Медленнее, ниже, нежнее… (сборник)
– Самые разные. Поначалу трудно было «держать лицо» при виде приличных мужчин и женщин, заказывающих эротическую фотосессию для себя любимых. Сейчас уже ничему не удивляюсь. Недавно был религиозный. Честно говоря, снова растерялась. Пришлось постараться увидеть в нём просто мужчину. Когда он сказал: «Я вижу себя собакой. Надень на меня ошейник», я ответила: «Какая же ты собака! Ты лев! Встань на четвереньки и открой пасть»! – засмеялась Ольга. – С ним было легко работать, религиозный подход: «не задавай вопросов, делай, не думая» – оказался плюсом для эротической съемки. Другой тут недавно, солидный такой, заявил: «Хочу быть в женском белье!». Ну, окей, желание не новое. Принёс с собой трусы и лифчик своей матушки и, краснея, влез в это во всё. Пришлось уговаривать, что парашюты пятьдесят второго размера и грация для дам за восемьдесят килограмм не красят мужчину на фотографии.
– Прикольно, – улыбнулась я.
Ольга подошла к монитору и развернула его ко мне.
– Посмотри. Вот еще один экземпляр. Чиновник, в муниципалитете работает.
На экране монитора полноватый мужчина в рыцарских доспехах, уже знакомых по бардачной комнате, с энтузиазмом и эрегированным членом, слегка прикрытым тканью, изображал возбудившегося рыцаря.
– Эрекция – это нормально на сьемках? – спросила я.
– Да, инструмент встает. Но он всегда прикрыт.
– Почему ты называешь член инструментом?
– Не хочу делать ненужных акцентов, наверно…
– А религиозный здесь у тебя?
– Конечно. Где ж ему быть… сейчас… – она подвигала мышью. – Без лица могу показать.
Ягодицы с пропущенным между ними хвостом почти не отличались от львиных. Послушный прогиб поясницы ижилистые ноги дополняли картину «раввин в саване» или «царь зверей принимает иудаизм».
– Всегда хотела большой стол, за которым собиралась бы большая семья и кованую люстру над ним… Люстра есть, хоть и не включается, но под ней вот рабочий стол Макинтоша и фотографии, фотографии, фотографии, – произнесла Ольга то ли с гордостью, то ли с жалобой, подхваченной игриво-жалостливой арабской мелодией её мобильного телефона.
– Да! – ответила она с профессиональной улыбкой. – Да, да, узкая улица, всё правильно! Дверь с угла, да. Нет, обойдите слева, на моей бронзовый лев! Не дергать! Там звонок! – объясняла он, показывая мне рукой круг, по которому я должна успеть добежать до ширмы. – Давай, они уже здесь! – продублировала она жест, окончив разговор.
Я быстро прошла в студию и расположилась за ширмой – светской дамой в кружевах, уже освоившейся в белой операционной. Подтащив под себя коробку, села ждать. Кружево пахло шафраном. Послышался отдаленный хлопок входной двери, лай собак, голоса, смех, запах мужского парфюма, вскоре появившийся в студии. Кружево старой ширмы кружило с людьми, дорисовывая их по-своему. Широкоплечий мужчина был увит муаровым плющом, а его более женственный друг весь пошел черными орхидеями. Ольга перевоплотилась в колдунью, темную от зловещих идей. Мое любопытство прильнуло к вкусному кружеву.
Крепкого и широкоплечего звали Алекс, его друга – Роман. Болтая и смеясь, мужчины разделись. Новые кружевные прожилки проросли на их лицах и телах в самых неожиданных местах. Колдунья командовала: «Ближе», «На меня!», «Алекс, убери руку!», «Попой!» «Спиной!» «Член!» «Целуйтесь!» «Так, отлично!»…
Гипюровые цветы увеличивались в пестиках и расплывались перед глазами. Видимость ухудшилась. Я переместилась чуть в сторону, случайно задев ногой ширму. Она шаркнула по полу маленькой деревянной ножкой. Сердце упало туда, где и без него уже все пульсировало…
– Что это за звук? – спросил Алекс и посмотрел прямо на меня.
– Какой?
– Вот сейчас был оттуда.
– А, это ширма сместилась, – нашлась Ольга. – Там пол кривой. Дому-то уж сколько!
Она включила музыку. Зазвучал Джордж Майкл.
– Это расслабит, – произнесла хозяйка.
– Да мы не напрягаемся, – ответил Алекс, и мужчины засмеялись.
Я отошла вглубь своего кружевного укрытия с неустойчивой психикой и ногами, чтобы успокоить колотившиеся органы. В узоре ширмы проявилось лицо – сетчатые глаза, стебель носа, лепестки-уши и растянутый в растительной ухмылке рот. Здрасьте! Я старалась снова увидеть в гипюровом лице цветок, но наглая рожа не желала убираться обратно в растительный мир. Стоит один раз разглядеть в чём-нибудь рожу, и она ни за что не захочет возвращаться в орнамент, в разводы грязи или в ветви деревьев. Все, родилась на свет новая рожа. Не сотрёшь…
– Минуту перекурите, ребят, мне нужно подготовить кое-что, – произнесла Ольга.
Встав на лестницу, она подвесила к потолку алюминиевый обруч и задрапировала его белой органзой, быстро, словно по волшебству. Голос Джорджа Майкла вторил мужскому смеху и ничего не значащим фразам, которыми перекидывались Алекс и Роман, с полуслова понимая друг друга.
– Ты помнишь его? – спросил Алекс.
– Ну конечно, – ответил Роман. – Ему бы надо туда…
– А тот? – засмеялся Алекс.
– Да не, не о чём, – помотал головой Роман.
– Ну, согласен. А потом-то? Да?
– Потом да, нарядно…
– Мне надо, чтобы вы встали сюда! – деловито сказала Ольга.
– И что это? – спросил Алекс.
– Это хупа.
– Вот это да! Супер! – они рассмеялись и, голые, стали целоваться под «хупой».
Ольга щелкала затвором камеры, выпуская в молодоженов обоймы фото патронов, потом замахала руками:
– Так стоп, стоп! У нас свадьба!
Мужчины обернулись щека к щеке как танцующая пасодобль пара. Алекс сделал шаг назад, опустился на одно колено перед возлюбленным, припал губами к его руке.
– Я тебя обожаю! – засмеялся Роман.
– И без смеха! А то жениться перестану! – строго произнес Алекс, но строгость далась ему с трудом.
Я смотрела на их муаровую любовь, удивляясь тому, что они шутят и смеются. Почему-то я не предполагала этой способности у людей этой ориентации…
– Так! Сосредоточились, ребят! – нежно сказала Ольга. – Хупа у нас понарошку, а искусство настоящее!
Их лица посерьёзнели.
Ольга смягчила свет, оставив подсветку сбоку и снизу. Световой туман мягко окутал обнаженные фигуры, складки органзы, тень Ольги, мелькающую вокруг влюбленной пары и Джорджа Майкла, шепчущего свои заклинания…
Алекс провел губами по члену «жены» и красиво поднялся. Мужественность, накаченное тело, непослушные кудри и послушное, всегда готовое возбуждение… Мужчины целовались. Я забыла, что у меня затекли ноги. Незамеченная за слоями реальности из органзы, смущённого света, шепота, кружева ширмы, я помогала себе рукой. Сердце окончательно переселилось туда, где и без него было тесно…
